Когда ОГЭ уже на подходе, нужно удвоить усилия, направленные на подготовку к нему. Эти эссе, написанные по всем критериям профильного ведомства, послужат вам подспорьем, и вы выстоите в неравном бою с экзаменами.

(104 слова)

Прав ли Н.Ф. Бунаков, говоря, что «Грамматика может показать, как люди пользуются языком для выражения всех богатств своего внутреннего мира»?

Я считаю, что да. Можно тщательно и результативно изучить человека, увидев, как он использует грамматику. Так, в тексте Ю. Нагибина из предложений 43, 46, 47 понятно, что краткость и лаконичность Оси говорят о его скрытности: он задирает товарища, чтобы не показывать себя настоящего. В 57-60 предложениях, где мальчик говорит уже развернутыми фразами, видно, что в надменном герое скрываются робость и доброта. То есть, когда он доверился автору, заговорил уже по-другому.

Таким образом, грамматика языка человека может указать, насколько он с нами откровенен.

Сочинение-рассуждение 15.2 по тексту Нагибина

Задание: Как Вы понимаете смысл фрагмента: «И это открытое движение доброты, нежности и доверия перевернуло во мне душу…»

(113 слов)

Когда мы внезапно встречаем в человеке доверие, доброту и нежность, наша душа как будто переворачивается, ведь мы меняем свое отношение к нему.

В предложенном тексте так и случилось. В предложении 6 мы видим, как автор оправдано злится на Оську за его заносчивость. Однако в предложениях 39-43 мы видим совершенно преобразившегося героя: он трогателен в своем раскаянии и беззлобии. Рассказчик проникся искренностью этих порывов (50) и с тех пор даже защищал друга от нападок тех, кто не понимает его таинственной, но прекрасной души.

Я думаю, увидев доброту, доверие и нежность товарища, автор стал расценивать поведение Оськи, как защитную реакцию. Именно беззащитность друга, который раздражал людей без злого умысла, заставила рассказчика взять его под опеку.

Сочинение-рассуждение 15.3 «Что такое дружба?» по тексту Нагибина

(128 слов)

Дружба – это единство двух индивидуальностей, которые обогащают друг друга в духовном смысле этого выражения. Также дружбу характеризуют взаимопомощь, сходство вкусов и интересов.

В предложенном тексте героев связывает настоящее товарищество. Например, в 51 предложении мы узнаем, что рассказчик заботится о друге и защищает его. Он глубоко понимает размашистую и насмешливую натуру Оськи, поэтому не обижается на него, а обороняет от тех, кто может обидеться. Такое единение и есть дружба.

Прочитайте текст и выполните задания A28-A30; B1-B8.

(1) Уходил Оська на войну в конце октября из опустевшей Москвы. (2) Его уже дважды требовали с вещами на призывной пункт, но почему-то отпускали домой. (3) И вот стало точно известно: Оську и его товарищей по выпуску отправляют на восток в трехмесячное пехотное училище.(4) Он пришел проститься с моими домашними, потом мы поехали к нему на Мархлевского.(5) Я знал, что он ждет девушку, пепельноволосую Аню, и хотел попрощаться у подъезда, но Оська настоял, чтобы я поднялся. (6) Когда мы провожали Павлика на действительную, он разделил между нами свои скромные богатства. (7) Павлика не баловали дома и растили по-спартански. (8) Правда, в восьмом классе ему сшили бостоновый костюм «на выход», и Павлик проносил его до армии, время от времени выпуская рукава и брюки, благо запас был велик. (9) Но у него имелся дядя, выдающийся химик, и однажды этого дядю послали на международную научную конференцию за кордон, что в ту пору случалось нечасто. (10) В пожилом, нелюдимом, обсыпанном перхотью, запущенном холостяке, по уши закопавшемся в свою науку, таилась душа пижона. (11) По окончании конференции он потратил оставшиеся деньги на приобретение жемчужно-серых гетр — тогдашний крик моды, смуглой шелковой рубашки, двух свитеров, роскошного галстука и темных очков, почти не встречавшихся в Москве. (12) Но, вернувшись домой, он понял, что наряжаться ему некуда, поскольку ни в театр, ни в гости, ни на балы он не ходил, а таскать на работу столь ослепительные вещи стыдно, да и непрактично: прожжешь химикатами, и тогда он вспомнил о юноше-племяннике, и на скромного Павлика пролился золотой дождь. (13) Ко времени его ухода в армию вещи малость пообносились, утратили лоск, но все же мы с Оськой были потрясены до глубины души, когда Павлик царственным жестом передал нам свои сокровища. (14) От костюма пришлось отказаться — по крайней ветхости, остальное мы поделили: Оська забрал дымчатые очки, я сразу напялил гетры. (15) Оська взял галстук с искрой, я — рубашку, каждому досталось по свитеру. (16) Теперь Оське ужасно хотелось повторить мужественный обряд прощания, когда без соплей и пустых слов товарищу отдается все, чем владеешь на этом свете. (17) Но сделать это Оське оказалось куда сложнее, нежели Павлику: фотоаппарат он подарил герою фотосерии «Московский дождь», библиотеку вывезла мать, а картины — отец. (18) Оставались предметы домашнего обихода, и Оська совал мне рефлектор, электрический утюг, кофемолку, рожок для надевания туфель, пилу-ножовку и две банки горчицы; от испорченной швейной машинки я отказался — не донести было всю эту тяжесть; еще Оська навязал мне лыжные ботинки и траченную молью шапку-финку, суконную, с барашковым мехом. (19) Может показаться странной и недостойной эта барахольная возня перед разлукой, скорее всего навечной, ничтожное копанье в шмотье посреди такой войны. (20) Неужели не было о чем поговорить, неужели не было друг для друга серьезных и высоких слов? (21) Все было, да не выговаривалось вслух. (22) Нас растили на жестком ветру и приучили не размазывать по столу масляную кашу слов. (23) А говорить можно и простыми, грубыми предметами, которые «пригодятся». (24) «Держи!..» — а за этим: меня не будет, а ты носи мою шапку и ботинки и обогревайся рефлектором, когда холодно... (25) «Бери кофемолку, не ломайся!» — это значит: а хорошая у нас была дружба!.. (26) «Давай, черт с тобой!» — а внутри: друг мой милый, друг золотой, неужели это правда, и ничего больше не будет?.. (27) «На дуршлаг!» — но ведь было, было, и этого у нас не отнимешь. (28) Это навсегда с нами. Значит, есть в мире и останется в нем... (По Ю. Нагибину*)

– А ты не забывай, – высунул нос Оська, – что они только недавно ожившие трупы и до сих пор не хотят верить, что все кончено, вот и имитируют то, что было привычным при жизни.

Лис пожал плечами и, крепко сжав мою руку, пошел в замок. Пришлось идти следом, вертя головой по сторонам и постоянно спотыкаясь о разбросанные тут и там булыжники.

– Идите сюда. – Дик помахал нам из распахнутых дверей замка, и мы послушно пошли к нему.

Нам пришлось подниматься по довольно-таки грязным и местами выщербленным ступеням. Оська вредничал, сообщая, что раз уж сотворил мираж, так будь добр и убирай в нем хотя бы иногда.

– У этого миража только один хозяин, – покачал головой Дик, – и он, кажется, начал понимать, что с ним произошло, поэтому замок приходит в упадок как более не нужный.

– Почему «не нужный»? – удивилась я, входя в темный зал, полный грязи, пыли и паутины – последней было даже неприлично много. Под ногами копошились какие-то жучки, а по углам бегали мыши, пища и тихо цокая лапками по полу.

– Он был нужен ему как живому человеку, но мертвые во многом уже не нуждаются, вот он и пытается разобраться, что же ему теперь делать.

– А где он? – вклинился Лис, брезгливо отбрасывая сапогом бросившуюся ему под ноги крысу. Она злобно взвизгнула, но нападать снова не стала.

– Наверху. Сидит в одной из комнат. И, судя по всему, уже давно.

– Будешь рисовать круг?

Дик задумчиво на меня посмотрел, а потом снял с волос паутину и показал ее мне. Я с любопытством взглянула на небольшого синего паучка, поблескивающего крохотными черными глазками, но он почти сразу же куда-то убежал, бодро спрыгнув на пол по одной из ниточек.

– Нет, не буду.

– Почему? – удивленно высунулся из капюшона Оська.

– Мираж исчезает вместе с устранением его создателя.

– А зачем тогда ты уничтожил мираж деревеньки? – удивилась я.

Мы все трое выжидательно на него глядели. Дик как-то странно посмотрел на нас – если бы я его не знала, то решила бы, что он смутился. Да нет, это невозможно.

– Ладно, пошли, нечего болтать! – нахмурился он и первым начал подниматься на второй этаж.

– Гм… ну так бы и сказал, что свалял дурака, – пожал плечами Лис.

Дик застыл и напрягся. Я поняла, что пора разрядить обстановку.

– Лис, скажи, а ты-то зачем с нами пошел? Ты ведь хотел добыть браслеты, чуть меня не убил, а теперь бегаешь за Диком, будто вы лучшие друзья.

Настала очередь Лиса краснеть. Оська веселился, заявив, что ему энто тоже интересно.

– Да все очень просто. Я младший сын в многодетной семье, наследство богатого рода мне не грозит никаким боком, вот я и начал обогащать свой род, воруя для него различные изделия искусства по заказу любимого папочки. – Его перекосило, я осторожно погладила его по плечу. – В очередной раз меня послали за этими браслетами. Сказали, что их охраняет крылатый страж в обличье ангела и с сутью демона.

Я икнула от неожиданности, Оська с воплем «это ты кого демоном назвал, гад?!» полез в драку. Еле удержала, вырывался он страшно.

– Я ж не знал, что пройду через портал в другой мир. Блин, да я даже и о порталах тогда ничего не знал, а потом… потом я решил, что с меня хватит быть на побегушках у отца. Другой мир – шанс начать свою собственную жизнь, не оглядываясь на правила и законы рода, не опасаясь всесильного предка и злобных братьев. Никто больше не будет судить обо мне по цвету волос и форме ушей, решая перед знакомством, что нужно сделать: подлизаться или же дать в глаз, а то и зарезать в темном переулке. Да и потом… – Он как-то странно на меня взглянул и даже взъерошил перья на макушке все еще вырывающегося Оськи. Оська от такой фамильярности застыл, как изваяние, глядя на него круглыми глазами. – Я ведь и впрямь чуть было не убил ангела. А этого я бы себе простить не смог никогда.

Я покраснела, не зная, куда себя деть, но тут, к счастью, сверху раздался сердитый голос Дика:

– Эй, где вы там застряли? Я вас что, до скончания веков тут должен ждать?

Я вздрогнула, крикнула в ответ и торопливо побежала вверх по ступеням, а Лис смотрел мне вслед, чему-то улыбаясь.

Длинный темный коридор, грязь под ногами и двери, двери, двери по обе его стороны. Некоторые из них были почти новыми, даже краска еще не успела облупиться на их поверхности. Другие были старыми и сильно потрескавшимися, а некоторые и вовсе светились в темноте каким-то призрачным светом. Я поежилась, пытаясь понять, а есть ли вообще конец у этого коридора.

– Плохо, – нахмурился Дик, – если он уже может играть с пространством – значит начал кое-что понимать и уничтожить его будет непросто.

– Чего? – спросил Оська, сидя на моем плече.

– У коридора нет конца, – объяснила я ему, – а чтобы создать такое, нужна сила большая, чем у тех троих.

– А-а-а… – понятливо кивнул он.

– Ну и где же сам хозяин? – поинтересовался Лис.

– Думаю, в самом конце этого коридора.

Мы удивились.

– Так он же бесконечный, – робко влез Оська.

– Да, но я его сделаю конечным. По крайней мере на ближайшие часа два – больше не потяну.

Мы посмотрели на него уважительно, Оська даже что-то одобрительно брякнул.

– Но для этого нам понадобятся кровь Лиса и перья совы. Да, и волос ангела тоже подойдет. Все эти ингредиенты сильно сократят вклад моих собственных сил, и я смогу сражаться.

– Чего?! – Оська в ужасе прижался ко мне. – Я тебе кто, фабрика по производству пуха? Не дам! Вон, лучше зарежь Лиса, возьми крови побольше. Не стесняйся. Авось, и перья не понадобятся.

Я укоризненно смотрела на Оську, Лис оглядывался в поисках чего-нибудь потяжелей, но тут Дик достал нож, ловко схватил его за руку и сделал небольшой разрез на пальце. Я ойкнула, Оська зажмурился, а Лис возмущенно сопел, пока Дик собирал капли его крови в неизвестно откуда появившуюся скляночку.

– Теперь ты, – повернулся он к нам.

Оська уже было набрал в легкие воздух, чтобы протестующее заорать, но я в это время ловко выдернула у него несколько перьев из хвоста. Оська подавился воздухом, закашлялся и крайне укоризненно на меня посмотрел. Я сочувственно ему улыбнулась и быстро выдернула у себя три волоска. Все это было торжественно передано Дику и помещено в ту же самую склянку.

– Тебе не стыдно? – все-таки не выдержал Оська.

– Стыдно, – уныло кивнула я, опустив голову.

Оська тут же растаял.

– Ну ладно, ладно, я тебя прощаю.

Я радостно улыбнулась. А склянка в руках Дика засветилась и тихо зашипела, из нее повалил густой дым и как-то чересчур быстро начал заволакивать все вокруг. Я приготовилась было задержать дыхание, но дым практически не чувствовался. По крайней мере кашлять от него не хотелось точно.

– А теперь приготовьтесь быстро бежать, – повернулся к нам Дик и замер, к чему-то прислушиваясь.

Я тоже начала слушать, но так ничего и не услышала. А в следующий момент Дик с криком «Все за мной!» рванул куда-то влево. Лис, пробегая мимо, схватил меня за руку и тоже побежал вперед. Пришлось нестись следом. Оська уже сидел у меня в капюшоне и очень просил смотреть под ноги, а если что – ни в коем случае не падать на спину. Я пообещала.

Забег по замку был впечатляющим. Во-первых, мы довольно слабо видели, куда бежим: Лис ориентировался на смутно виднеющуюся впереди спину Дика, а я – на его спину, так как из-за тумана Дика увидеть уже не могла. Под ноги постоянно попадались различные вещи, из ниоткуда появлялись смутные очертания стен, колонн и даже лестниц, коридор стремительно превращался в какое-то хаотичное нагромождение всего того, что мы раньше видели в замке, и бежать, уворачиваясь от этих предметов и при этом пытаться не упасть, споткнувшись об очередную книгу или камень, было довольно сложно. Но у меня пока получалось. Пока. Первые пять минут я держалась, потом начала уставать, ощутив неприятную тяжесть в быстро деревенеющих ногах. Оська пел гимны во славу физкультуры и старался ободрить меня как мог, но я уже начинала задыхаться. Потом я споткнулась о булыжник, но выстояла и даже еще минуты две бодро скакала вслед за целеустремленно несущимся Лисом. Но всему есть предел, легкие уже жгло от переизбытка кислорода, я дышала, как паровоз, ноги находили абсолютно все углы и выступы пола, а голова отказывалась соображать. Потом я обо что-то опять споткнулась и, не удержавшись, рухнула на пол, больно ударившись локтем и животом. Лис остановился, вернулся ко мне, рывком поднял меня на ноги и попытался рвануть дальше, но… я снова упала и, кажется, придавила Оську.

Исходный текст

Уходил Оська на войну в конце октября из опустевшей Москвы.
Его уже дважды требовали с вещами на призывной пункт, но почему-то отпускали домой. И вот стало точно известно: Оську и его товарищей по выпуску отправляют на восток в трёхмесячное пехотное училище. Он пришёл проститься с моими домашними, потом мы поехали к нему на Мархлевского. Я знал, что он ждёт девушку, пепельноволосую Аню, и хотел попрощаться у подъезда, но Оська настоял, чтобы я поднялся.

Когда мы провожали Павлика на действительную, он разделил между нами свои скромные богатства. Павлика не баловали дома и растили по-спартански. Правда, в восьмом классе ему сшили бостоновый костюм «на выход», и Павлик проносил его до армии, время от времени выпуская рукава и брюки, благо запас был велик. Но у него имелся дядя, выдающийся химик, и однажды этого дядю послали на международную научную конференцию за кордон, что в ту пору случалось нечасто. В пожилом, нелюдимом, обсыпанном перхотью, запущенном холостяке, по уши закопавшемся в свою науку, таилась душа пижона. По окончании конференции он потратил оставшиеся деньги на приобретение жемчужно-серых гетр — тогдашний крик моды, смуглой шёлковой рубашки, двух свитеров, роскошного галстука и тёмных очков, почти не встречавшихся в Москве. Но, вернувшись домой, он понял, что наряжаться ему некуда, поскольку ни в театр, ни в гости, ни на балы он не ходил, а таскать на работу столь ослепительные вещи стыдно, да и непрактично: прожжешь химикатами, и тогда он вспомнил о юноше-племяннике, и на скромного Павлика пролился золотой дождь.

Ко времени его ухода в армию вещи малость пообносились, утратили лоск, но все же мы с Оськой были потрясены до глубины души, когда Павлик царственным жестом передал нам свои сокровища. От костюма пришлось отказаться — по крайней ветхости, остальное мы поделили: Оська забрал дымчатые очки, я сразу напялил гетры. Оська взял галстук с искрой, я — рубашку, каждому досталось по свитеру.

Теперь Оське ужасно хотелось повторить мужественный обряд прощания, когда без соплей и пустых слов товарищу отдается всё, чем владеешь на этом свете. Но сделать это Оське оказалось куда сложнее, нежели Павлику: фотоаппарат он подарил герою фотосерии «Московский дождь», библиотеку вывезла мать, а картины — отец. Оставались предметы домашнего обихода, и Оська совал мне рефлектор, электрический утюг, кофемолку, рожок для надевания туфель, пилу-ножовку и две банки горчицы; от испорченной швейной машинки я отказался — не донести было всю эту тяжесть; еще Оська навязал мне лыжные ботинки и траченную молью шапку-финку, суконную, с барашковым мехом.

Может показаться странной и недостойной эта барахольная возня перед разлукой, скорее всего навечной, ничтожное копанье в шмотье посреди такой войны. Неужели не было о чём поговорить, неужели не было друг для друга серьёзных и высоких слов? Все было, да не выговаривалось вслух. Нас растили на жестком ветру и приучили не размазывать по столу масляную кашу слов. А говорить можно и простыми, грубыми предметами, которые «пригодятся». «Держи!..» — а за этим: меня не будет, а ты носи мою шапку и ботинки и обогревайся рефлектором, когда холодно... «Бери кофемолку, не ломайся!» — это значит: а хорошая у нас была дружба!.. «Давай, чёрт с тобой!» — а внутри: друг мой милый, друг золотой, неужели это правда, и ничего больше не будет?.. «На дуршлаг!» — но ведь было, было, и этого у нас не отнимешь. Это навсегда с нами. Значит, есть в мире и останется в нём...

(По Ю. Нагибину)

Сочинение

Внимание:

В работе полностью сохранены стиль, орфография и пунктуация автора

Существует много способов выразить свои чувства. Можно сказать о них, а можно подарить какую-то вещь, нужную или не очень нужную. В этом тексте Юрий Нагибин рассказывает о том, как ребята в 1941-м году провожали друг друга на войну. Переломный момент истории. Переломный момент в жизни друзей. Прощание, может быть, навсегда... Как выражаются высокие человеческие чувства? Эта проблема волнует писателя.

Бывают такие ситуации, когда слова не нужны. Автор показывает, как чувства могут выражаться в простых бытовых поступках или скрываться в самых обыденных вещах, например, в подаренных лыжах, кофемолке и рефлекторе.

Я согласна с автором в том, что слова порой бывают бессмысленными. Нередко поступок намного красноречивее слов. Иногда на человека могут нахлынуть такие чувства, которые нужно пережить самому, ничего не говоря о них другим людям, даже самым близким. Таковы эмоции друзей, прощающихся перед уходом на войну, знающих, что, возможно, они видят друг друга в последний раз. К чему тут слова?

О том, что слова не в состоянии передать сложную гамму чувств, размышляли многие писатели. Например, В. Жуковский посвящает этой проблеме стихотворение «Невыразимое»:

Всё необъятное в единый вздох теснится,
И лишь молчание понятно говорит.

Ф. Тютчев в стихотворении "Silentium!" провозглашает: "Мысль изреченная есть ложь..." Поэту знакомо состояние невысказанности, когда высокие чувства, надежда, мечты ощущаются присутствующими в полной мере. В переломные минуты жизни, а именно такие минуты и переживают молодые герои Ю. Нагибина, неудачное слово или неискренняя интонация могут только все испортить. И герои избегают высоких слов. Главное для них не красивые слова, а теплые, искренние и очень прочные отношения, которые их связывают.

"Неужели не было о чем поговорить, неужели не было друг для друга серьезных и высоких слов? Все было, да не выговаривалось вслух". Были чувства, они остались в мире. Встретившись с настоящими чувствами в нашей сегодняшней жизни, мы поймем их без слов.

Оценка работы