Старший сын одного из богатейших некогда людей мира открыл в Нью-Йорке бизнес по мониторингу энергопотребления и для продвижения идей гражданского общества создал Институт современной России.

Каким вы видели свое будущее в школьные годы? Насколько сильно реальность разошлась с планами?

Не помню, кем хотел стать в школе. Странное ощущение, что у тебя были какие-то очень интересные мечты, но ты их забыл. Точно могу сказать, что нефтяником стать не мечтал. Когда я рос, мало знал о бизнесе отца, а он так много работал, что рассказывать маленькому сыну о делах у него не было времени. К концу двенадцатого класса в Швейцарии я понимал, что хочу поехать в США, получить образование в американском университете, потому что там уровень бизнес-образования выше. Отправился в Babson College рядом с Бостоном, маленькую бизнес-школу, конкретная цель которой - выращивать предпринимателей. Не буду кривить душой, бизнес был мне интересен потому, что у меня был яркий пример отца, который добился успеха именно в этой сфере жизни. И мне хотелось, чтобы он гордился моими достижениями.

Вы обсуждали с отцом свое возможное будущее в ЮКОСе?

Дискуссия о наследовании была очень короткой. Папа сказал, что ЮКОС ориентирован на профессиональные качества, а не на родственные связи. И у него есть шорт-лист из десяти топ-менеджеров, которые в случае его ухода из бизнеса пошагово будут выбираться из этого списка. Сказал: «Станешь хорошо работать - через несколько лет из тебя получится профессионал, который будет интересен компании».

И вы стали стремиться попасть в этот шорт-лист?

Я решил, что нужно заниматься чем-то другим.

Как сложилась ваша жизнь в Америке?

Моя первая работа была в университете: устроился в маркетинговый департамент, занимался флеш-анимацией, программированием сайтов. Окончил с дипломом по бизнес-администрированию и специализацией «Менеджмент информационных систем». Работу нашел в Нью-Йорке, в компании Владимира Гусинского New Media Internet, которая занималась поддержкой бэк-энда информационных сайтов. Четыре года работал в дата-центре, в маркетинге, был веб-дизайнером, стал директором интернет-проектов.

Чем занимается ваша фирма Enertiv?

Мониторингом потребления электроэнергии. Производим счетчики и пишем для них программное обеспечение. Последние три года работаю над этим фул-тайм. У нас есть несколько клиентов, которые заплатили за установку, до этого было много бесплатных пилотных клиентов. Сейчас мы сконцентрировались на дата-центрах, потребляющих огромное количество энергии и внимательно следящих за расходами в этой области, и на муниципальных помещениях, прежде всего на школах, которые неэффективно используют электричество. Словом, растем. Сейчас у нас шесть человек. Мы до сих пор маленький стартап, но стараемся быстро развиваться.

Наверняка, начиная собственное дело, вы осознавали разницу его масштабов с бывшим бизнесом отца?

Это точка преткновения в наших с ним разговорах. По его мнению, перспектива должна быть громадной, желательно уходящей за горизонт. Мне трудно это понять, у меня не было возможности управлять гигантской компанией. Мы не один раз обсуждали бизнес-модель, он рекомендовал ориентироваться на интеграцию других решений в этой среде, покупать «железо» и программное обеспечение и адаптировать под задачи клиентов. Чтобы было меньше затрат, больше маржа. Но я всегда мечтал производить продукт, который можно пощупать, сказать: вот это мы сделали. Хочу построить компанию, которая будет существовать сама, без венчурных вливаний, и расти постепенно.

Вы можете общаться с отцом?

Ограниченная возможность есть. Это не сотовая связь, а обычная будка, из которой можно звонить по предоплаченной карте. Пятнадцать минут по субботам, около шести часов вечера. Но у нас большая семья, мы географически находимся в разных точках. Отцу приходится чередовать звонки. Я с ним общаюсь раз в месяц, а в остальных случаях он звонит своим родителям, моей маме, братьям, сестре.

Расскажите о младших сестре и братьях.

У меня есть сестра Настя и два брата, Илья и Глеб, они близнецы. Это дети от второго брака отца. Насте двадцать один год, она заканчивает РГГУ, факультет психологии. А братьям по четырнадцать, и они учатся в школе.

Вы не раз говорили о том, что, находясь в Америке, можете принести больше пользы и отцу, и развитию гражданского общества в России. Каковы результаты этой работы?

Я меряю успех тем, что с отцом, слава богу, за десять почти лет ничего не произошло, кроме того случая в Краснокаменске, когда его атаковали с ножом. Относительная физическая безопасность была обеспечена тем, что люди в России и за ее пределами не забыли о нем, во многом благодаря вниманию прессы. И я со своей стороны старался это внимание поддерживать, давать больше интервью, чтобы люди не забывали: отец в тюрьме потому, что стал неугоден как политический оппонент Кремля. Из конкретных примеров: первый приговор был вынесен в мае 2004 года, я тогда уже находился в Америке и помню, что моя фамилия не вызывала немедленной реакции. Когда был объявлен приговор по второму процессу, в 2010 году, мне уже никому не надо было что-то объяснять. Люди стали ассоциировать мою фамилию с термином «политический заключенный».

Оказывают ли отцу в России моральную поддержку?

Я больше всего ощутил это, когда во время первых демонстраций в конце 2011 года люди требовали в том числе освободить политических заключенных и среди прочих фамилий была фамилия моего отца. Удивительно! Мы понимаем, что протесты были реакцией на выборы, люди негодовали по другим причинам, но, выходя на улицу, они не забыли о политзаключенных. Бытует мнение, что в крупных городах люди следят за процессом, а если отъехать на несколько километров, то там всем все равно. Но по исследованиям «Левада-Центра», отцу симпатизирует около сорока процентов опрошенных по всей России.

Почему Институт современной России появился в 2009 году?

К тому времени я понял, что отца не освободят, пока не сменится режим, не начнутся реформы, люди не станут ощущать себя гражданами страны, а не зрителями. Институт занимается в некотором смысле тем же, чем и возглавлявшаяся отцом благотворительная организация «Открытая Россия», закрытая в 2006-м. У нас есть похожие проекты в образовательной сфере. Мы публикуем много аналитических статей на сайте, организуем культурные проекты, мероприятия в США, чтобы представить здесь лидеров гражданского общества, в том числе политиков. Пытаемся повлиять на скорость возврата к демократии.

Насколько нужно увеличить эту скорость?

Скорость будет увеличиваться тем больше, чем быстрее будут сажать людей, которые спокойно, без призывов к революции, участвуют в политической жизни. Я говорю даже не о Навальном, а о тех, кто был арестован по делу о Болотной.

Вы относительно недавно женились и стали отцом. Видимо, ваша дочь имеет все шансы вырасти американкой или вы стремитесь воспитать ее в русской языковой традиции?

Диане три с половиной года. Я рассматриваю в качестве приоритета в ее воспитании возможность общения как можно с большим количеством людей других культур, ценностей, опыта. Она ходит в садик, где преподают испанский с раннего возраста. Дома мы говорим на русском, на улице по-английски и стараемся сбалансировать эти языки. Моя жена приехала из России - в Нью-Йорке четырнадцать лет, мы познакомились здесь. По профессии она инвестиционный банкир, сейчас запускает свой бизнес - будет производить детскую одежду. Ей, видимо захотелось заниматься чем-то менее абстрактным.

Текст: Радиф Кашапов

Как у нас говорят: “Яблоко от яблони…” Удивляться не стоит, что Павел Ходорковский, первый сын Михаила Борисовича, идет нога в ногу со своим отцом. Павел является президентом Института Современной России (ИСР), штаб-квартира которого находится в Нью-Йорке. Задача у организации с точки зрения российского либер-меньшинств благородная: через свои конференции и публикации институт содействует развитию демократии и экономики в России. Также выдает гранты и формирует общественное мнение. С противоположной точки зрения российского большинства, деятельность ИСР можно оценить, как мозговой центр российской оппозиции. Институт занимается тем, что собирает антироссийски настроенных международных деятелей поговорить о будущем России, определиться с действиями оппозиции нашей страны. Одним из самых крупных выступлений либеральной оппозиции в России считаются митинги на Болотной площади 6-7 мая 2012 года, во время инаугурации вновь выбранного президента РФ Владимира Путина. Примечательно, что ИСР за месяц до мартовских выборов 2012 года провел форум под названием “Есть ли у российской оппозиции план на предстоящие президентские выборы?”, назвав мероприятие дискуссионной панелью. Участники того форума вместе думали над тем, как преодолеть политический кризис в России. Другими словами, они разрабатывали план действий будущих “болотников” в случае удачного развития сценария для оппозиции на совместном митинге. А удачным он мог стать только в том случае, если получится всколыхнуть массы. ИСР вместе с Институтом Харримана (Колумбийский университет) пригласили на дискуссию Марию Гайдар, Андрея Пионтковского и Владимир Кара-Мурза. Перед ними стоял насущный вопрос: разработать конкретную программу для борьбы с “путинским режимом”. Договорились до того, что после создания критической политической ситуации в России нужно будет избирать временного президента из оппонентов Владимира Путина только на 18 месяцев. За это время новый президент должен был выпустить всех политических заключенных (имеется в виду Михаил Ходорковский), изменить избирательное законодательство, устранить ограничения по регистрации партий и одномандатных кандидатов и снизить проходной барьер в Госдуму, провести новые парламентские выборы. Временный ставленник должен был подготовить плацдарм для активизации маргинальных партий левого толка, приход их к власти и ввержение страну в нескончаемый хаос. В России такой сценарий не сработал, зато отлично получился на Украине. Интересно, что институт начал свою работу в том виде, в котором он сейчас, в феврале 2010 года, когда его президенту было всего 25 лет. В таком возрасте у молодых людей мысли далеки от борьбы за либеральные ценности. Павел уехал из России сразу после ареста МБХ в Штаты и возвращаться был не намерен, утверждая, что на него могут начаться преследования со стороны российских властей. Павел получил в колледже города Бабсона штата Массачусетс степень делового администрирования. Явно без поддержки опытных личностей не обошлось. Известно, что отцом основателем Института современной России является Павел Ивлев. Он даже фигурировал в качестве исполнительного директора организации одно время. Павел Ивлев – бывший юрист “ЮКОСа”, осужденный за причастность в хищении нефти, присвоение вверенных ему $2,4 миллиарда, принадлежавших компании, и отмывание похищенных $810 миллионов империи Ходорковского. В 2006 году объявили в международный розыск и арестовали заочно. Следователям было известно, что он в США, но выцарапать его оттуда не удалось. В марте 2013 года его обвинили еще и в хищении акций “Енисейнефтегаз”, дочерняя компания которого имела лицензию а разработку Ванкорского нефтяного месторождения. Он получил гражданство США после того, как создал Комитет российской экономической свободы (CREF). В попечительском совете ИСР числится директор PR- и GR (продвижение интересов в органах государственной власти)-агентства APCO Worldwide Марджери Краус. Она сотрудничала с Михаилом Ходорковским, когда тот усиленно наводил мосты с американцами, пытаясь выправить свой имидж на Западе, еще до тюрьмы. Во многом благодаря ей, на Западе изменили мнение о Ходорковском. Получается, что исследования о светлом будущем России ведутся из Нью-Йорка, президент организации Павел Ходорковский вообще не хочет возвращаться на свою историческую родину. Зачем тогда нужен этот институт? Для кого они хотят построить демократию в России Павел как-то сказал, что никого учить жить не собираются, а стараются только поддержать демократию (видимо американского образца) в России. Он отметил, что денег у организации мало, поэтому они используют их точечно. “Благородная” деятельность института проводиться на деньги пожертвований, которые не облагаются налогом властями США. Вот и ответ на вопрос “кому”.

Image caption Павел Ходорковский не видел отца 10 лет

Сын осужденного в России олигарха Павел Ходорковский в интервью Би-би-си заявил, что за последний год он стал сильнее верить в то, что его отец выйдет на свободу по окончании срока в августе 2014 года.

Михаил Ходорковский был арестован в октябре 2003 года.

В 2010 году ему был вынесен второй приговор за преступления, связанные с деятельностью некогда крупнейшей в России нефтяной компании ЮКОС.

Ряд последующих судебных инстанций смягчили исходный приговор к 13 годам тюрьмы, благодаря чему теперь срок Ходорковского должен истечь в августе будущего года.

Михаил Ходорковский никогда не признавал вину, называя все выдвинутые против него обвинения "политически и коррупционно мотивированными".

Если выйдет Лебедев

Ведущий программы Би-би-си Hardtalk ("Жесткий разговор") Стивен Сакур напомнил Павлу Ходорковскому, что еще год назад тот говорил, что его отец под тем или иным предлогом останется в тюрьме до тех пор, пока Владимир Путин сохраняет контроль над рычагами власти в России.

Два года назад только мой отец представлял заметную политическую угрозу, или во всяком случае, так его воспринимала российская власть. После протестов 2011 года […] ожило все поле политического протеста Павел Ходорковский

Ходорковский ответил, что за истекший год он обрел оптимизм. "В России многое изменилось, - сказал он, - во внутренней политике много чего происходит, и власть обеспокоена совсем другим. Поэтому я думаю, что настало подходящее время", - по-английски отметил Павел Ходорковский.

Он сказал, что будет наблюдать за тем, что произойдет в мае следующего года с Платоном Лебедевым, деловым партнером Ходорковского, арестованным на несколько месяцев раньше и осужденным по тем же обвинениям.

"Если он окажется на свободе, то и мой отец тоже", - сказал Павел Ходорковский.

Больше, чем его отец, сказал Ходорковский, российские власти беспокоит подъем протестного движения.

Ведущий Стивен Сакур возразил, что обвинительный приговор по делу Pussy Riot и суд над Алексеем Навальным вряд ли свидетельствуют о стремлении Путина к компромиссу с оппозицией.

"Два года назад только мой отец представлял заметную политическую угрозу, или во всяком случае, так его воспринимала российская власть, - парировал Ходорковский. – После протестов 2011 года […] ожило все поле политического протеста".

Долги перед семьей

При этом сын осужденного олигарха сказал, что увидев отца, он постарается убедить его покинуть Россию и уехать в Соединенные Штаты, где живет сам.

"Я не видел его 10 лет. Он никогда не видел мою дочь. Мы должны воссоединить нашу семью. И для меня самое главное – чтобы ничто этому не помешало", - подчеркнул Павел Ходорковский.

Отвечая на вопрос, поддастся ли Михаил Ходорковский на уговоры, Павел сказал, что отец признавал, что у него немало долгов перед своей семьей. Заниматься бизнесом, по его словам, он точно больше не намерен.

Павел Ходорковский сообщил, что в последней колонии в Карелии его отец имеет возможность звонить родственникам по 15 минут каждую субботу. Раньше, по его словам, они с отцом могли лишь писать друг другу письма.

Эти еженедельные телефонные разговоры, по словам Ходорковского, предусмотрены для всех российских осужденных, и это отражает статус его отца и мест заключения, в которых он находится в последние годы.

Только "красная зона"

Павел Ходорковский косвенно указал на злоупотребления, в которых участница группы Pussy Riot Надежда Толоконникова обвиняла администрацию мордовского лагеря.

"Многие люди слышали страшные истории из российских исправительных колоний, особенно в последние пару месяцев. Но мой отец всегда находился в так называемой красной зоне", - сказал Ходорковский.

"Есть черные зоны, которые контролируются криминальными авторитетами, и есть красные зоны, которые жестко контролируются официальной администрацией," - продолжил он.

"Российское правительство всегда тщательно следило за тем, чтобы его помещали в красные зоны и чтобы условия у него досконально соответствовали уголовно-исполнительному кодексу", - отметил сын бывшего главы компании ЮКОС.

НЬЮ-ЙОРК - Михаил Ходорковский не намерен обращаться к Владимиру Путину с прошением о помиловании. Об этом сказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» сын опального олигарха Павел Ходорковский, комментируя недавнее заявление президента России о готовности рассмотреть такое прошение, если оно будет получено, «благожелательно, без кровожадных настроений».

«Я не думаю, что даже если мой отец попросит о помиловании – а он уже давно не рассматривает этот вариант – это прошение будет удовлетворено, – добавил Павел Ходорковский. – Я думаю, что это просто попытка додавить оппонента, и я уверен, что она не увенчается успехом».

Павел Ходорковский, основавший в Нью-Йорке Институт современной России, дал интервью «Голосу Америки» после своего выступления в Нью-Йоркском университете. Это выступление стало началом запланированной серии публичных дискуссий с его участием в американских вузах, включая Университет Мичигана, Университет Джорджа Вашингтона в американской столице, Университет Джона Хопкинса, Принстонский, Стэндфордский и другие университеты.

«С момента вынесения (второго – М. Г.) приговора моему отцу прошло уже почти 2 года, – объяснил Павел Ходорковский. – Никаких новостных поводов в связи с этим делом сегодня нет. Я очень боюсь, что о моем отце забудут. Моя задача – сделать так, чтобы о моем отце не забыли. Благодаря тому, что я живу в США, у меня есть доступ к колледжам, университетам и другим организациям, которые интересуется Россией и международной политикой США».

В разгар предвыборной кампании в США Павел Ходорковский не скрывает, что в контексте американо-российских отношений поддерживает подход кандидата от Республиканской партии Митта Ромни. «Я считаю, что так называемая «двухколейная политика» (dual track policy), проводимая нынешней администрацией США в отношении России, не работает, – пояснил он. – Это хороший принцип, на котором можно основывать отношения с некоторыми недемократическими режимами, но в случае с Россией это не работает. Эта политика российским правительством воспринимается как слабость».

«Пока совершенно не видно какого-либо позитивного влияния этой политики на ситуацию с правами человека в России, – добавил Павел Ходорковский. – Позитивное влияние на дипломатические отношения между двумя странами есть, а влияния на социальную сферу в России – никакого».

Собеседник «Голоса Америки» особо выделил роль сенатора Джона Маккейна, который поддерживает «законопроект Магнитского» и в то же время «понимает, что Россия необходима Западу, как равноценный партнер». «Как вы знаете, «законопроект Магнитского» поддерживает и очень много представителей Демократической партии США, но, к сожалению, люди, которые сейчас сидят в администрации президента США, занимают совершенно иную позицию. Они заточены на политику «перезагрузки» и получения максимального результата по конкретным дипломатическим проблемам, которые стоят перед США, и ни на что больше».

Личный конфликт государственного значения

В своем выступлении на юридическом факультете Нью-йоркского университета Павел Ходорковский заявил, что его отец поплатился за то, что отказался принять предложенный Владимиром Путиным «социальный контракт» – «стабильность в обмен на эрозию гражданских прав». В частности, Михаил Ходорковский отказался выполнить требование Путина о прекращении финансирования оппозиции, включая Коммунистическую партию.

По мнению Павла Ходорковского, «показательный процесс» над его отцом создал в России важные юридические прецеденты, позволившие бюрократам и государственным чиновникам в дальнейшем осуществлять «рейдерские захваты» частных компаний. «Дело Ходорковского», считает сын самого известного узника России, также положило начало свертыванию гражданских прав и свобод и привело к таким событиям, как гибель юриста фонда Hermitage Сергея Магнитского.

Отметив далеко идущие последствия дела своего отца, Павел Ходорковский остановился также на личном аспекте конфликта между ним и Путиным. Заявление российского президента о готовности рассмотреть прошение о помиловании он назвал «очередной попыткой Путина победить в продолжающемся его личном конфликте с моим отцом, склонив своего оппонента к некоей видимой слабости».

Последнее заявление Путина о прошении о помиловании в деле моего отца – это очередная попытка сложить с себя ответственность перед лицом уже сформированного обществом запроса на перемены. Для того, что бы отпустить моего отца на свободу и частично выполнить требование протестующих об освобождении политзаключенных, не нужно прошения о помиловании

Павел Ходорковский

«Последнее заявление Путина о прошении о помиловании в деле моего отца – это очередная попытка сложить с себя ответственность перед лицом уже сформированного обществом запроса на перемены, – заявил Павел Ходорковский. – Для того, что бы отпустить моего отца на свободу и частично выполнить требование протестующих об освобождении политзаключенных, не нужно прошения о помиловании».

Отвечая на вопрос «Голоса Америки» о конфликте между двумя сильными волевыми людьми, каждый из которых не хочет «потерять лицо» в контексте государственной политики, Павел Ходорковский отметил, что «государственный чиновник не может потерять лицо, если он действует в соответствии с законом». «Мой отец может бояться потерять лицо, если он будет рассматривать вариант с прошением о помиловании – хотя я уверен, что это уже пройденный этап и этого не произойдет – потому что он частное лицо, – сказал сын Михаила Ходорковского. – Для высшего чиновника, представителя государства боязнь потерять лицо не может быть одним из факторов принятия рационального решения».

По мнению Павла Ходорковского, существует «банальная» связь между «конфликтом двух мужчин» и конфликтом между государством и обществом. «В деле моего отца личностный конфликт заключается в осознании того, что его освобождение может привести к политической гибели Путина, – заявил он. – Иными словами, это может стать стимулом для оппозиционного движения и вылиться в некий неконтролируемый протест. На сегодняшний день правительство пытается контролировать протест, и я бы сказал, что в некотором смысле они добиваются успеха. Тот факт, что за принятием ряда ужесточающих законов не последовало более сильной реакции общества, свидетельствует о том, что у системы еще есть определенный запас прочности».

«Конфликт между обществом и государством состоит в том, что общество понимает, что государство стоит на пути развития страны, а государство понимает, что способов выйти из этой ситуации, как вы говорите, «сохранив лицо», фактически нет, – заявил Павел Ходорковский корреспонденту «Голоса Америки», пояснив, что в основе этого конфликта лежит коррупция, уровень которой в российской экономике достигает 80-ти процентов. – Чиновники, представляющие государство, не могут пойти на какой-либо договор или согласиться на переходный период, потому что все их личные интересы завязаны именно на сохранение власти. Путин думает, что освобождение одного человека означает падение с Олимпа другого, и поэтому уступки обществу и осуществление тех реформ, на которые уже сформирован общественный запрос, означают гибель этого государства».

«Кремлевский узник»

В своем выступлении Павел Ходорковский заявил даже, что Путин не может уйти, потому что «является кремлевским узником, также как мой отец является заключенным сегежской колонии». По его словам, окружение Путина опасается, что Михаил Ходорковский, оказавшись на свободе, «заново попытается отыграть в арбитражных судах дела, открытые в рамках атаки на ЮКОС, и попытаться вернуть компанию». «Однако, на сегодняшний день это практически невозможно, – продолжил сын опального олигарха. – А во-вторых, мой отец уже давно передал принадлежавшие ему акции компании ЮКОС другим партнерам, и они сейчас занимаются получением компенсации от российского правительства в совершенно других судах, за пределами России. Поэтому этот страх не обоснован».

Сын заключенного уверен, что Путин по-прежнему опасается его отца, которого не удалось сломить длительным тюремным сроком, еще и потому, что, оказавшись на свободе, тот может объединить и возглавить разобщенную российскую оппозицию. По словам Павла Ходорковского, таких планов у его отца на сегодня нет, однако «определенные действия моральных лидеров общества» часто приводят к «непредвиденным для них самих последствиям». «Вацлав Гавел не верил, что он станет президентом (Чешской республики – М. Г.), и у него не было таких планов, – напомнил Павел Ходорковский. – Но история повернулась иначе. Точно также, сейчас мой отец не верит в то, что он когда-либо может стать политическим лидером. Исходя из этих соображений он видит свою эффективность и способность позитивно повлиять на развитие своей страны через тот же род деятельности, которой занимался основанный им фонд «Открытая Россия». Но, опять же, история может повернуться совершенно по-другому, и знание этой истории подпитывает страх Путина».

В то же время, по мнению Павла Ходорковского, в Кремле существую два лагеря – «силовики» во главе с Сергеем Ивановым и Игорем Сечиным, предположительно сыгравшим ключевую роль в «деле ЮКОСа», и «либералы», сгруппировавшиеся вокруг Дмитрия Медведева, Игоря Шувалова и Аркадия Дворковича. И если «силовики» заточены на «старую экономическую модель», основанную на добыче и экспорте нефти и полезных ископаемых, то деловые интересы «либералов» связаны с инновационной моделью экономики, доступом к международным рынкам, привлечением западных инвестиций и установлением верховенства закона. Сын Михаила Ходорковского считает, что лагерь «либералов» «объективно» заинтересован в освобождение его отца.

Ходорковский «перерос имидж олигарха»

Во время завязавшейся после выступления Павла Ходорковского дискуссии профессор юриспруденции Нью-Йоркского университета Стивен Холмс назвал «сомнительной с моральной точки зрения» проведенную при Борисе Ельцине приватизацию и отметил, что первоначально Владимиру Путину была отведена роль защитника ее итогов и российского олигархического капитализма. Вопреки распространенному на Западе мнению, профессор Холмс считает, что «при Ельцине было не так уж много демократии», а «свободная пресса» на самом деле была не столько свободной, сколько являлась инструментом борьбы между различными олигархическими кланами. При этом, отметил он, «никому не подчиняющаяся элита в большинстве своем, действительно, сохранилась» при Путине.

Павел Ходорковский признал, что «то, что у нас было в 1990-е годы, не было демократией, но это была хорошая отправная точка на пути к ней». «То, что у нас есть сегодня – не авторитаризм, но хорошая отправная точка на пути к нему», – добавил он.

Сын Михаила Ходорковского также признал, многие россияне ненавидели и продолжают ненавидеть «олигархов». Но при этом, даже несмотря на то, что протестное движение в России в последние месяцы существенно «полевело», Павел Ходорковский связывает возможность освобождения своего отца именно с ростом этого движения.

«Я считаю, что мой отец уже и морально, и фактически перерос тот имидж олигарха, который у него был на момент его ареста в 2003 году, – сказал он. – Результаты опросов показывают, что большинство населения в России уже не рассматривает его, как олигарха, которого справедливо посадили за то, что он обокрал российское государство. Более 63% считают, что он был осужден незаконно и его нужно немедленно освободить без всяких прошений о помиловании... Лишь около 14-15% считают, что он получил заслуженный срок, и с нашим правосудием все в порядке».

По словам Павла Ходорковского, «Путин в определенной мере прав», когда говорит, что не знает, с кем из представителей оппозиции он мог бы сесть за стол переговоров. «Ни одна из фигур, задействованных в политической жизни сегодня, не представляет на сто процентов оппозиционно настроенную часть общества, – признал он. – С другой стороны, невозможно рассчитывать на появление лидера в стране, в которой 12 лет фактически действовал запрет на политическую деятельность».

Павел Ходорковский связывает определенные надежды с выборами в Координационный совет оппозиции, в организации которых в США принимает участие возглавляемый им Институт современной России. «Я не уверен, что это будет на сто процентов позитивный опыт, – сказал он, – но я уверен, что этот опыт необходим для формирования системы справедливых альтернативных выборов».